"А может быть и не было меня – молчи И сердце без меня само стучит И рвутся струны сами собой Как будто обрывается свет, А может быть и нет... А может быть и нет...
А может быть и не было меня – скажи И кровь, как речка между камней, сама бежит И рвутся струны сами собой Как будто обрывается свет, А может быть и нет... А может быть и нет...
И лед тебя коснется и жар – замри, очнись Спокойною и легкой рукой листая дни И рвутся струны сами собой Как будто обрывается свет,
У меня плохо со словами. Это какой-то невероятно глубокий текст. Он еще в процессе и я надеюсь, будет еще продолжение)
"Стив ничего не спрашивает про войну. - Может, заглянем в бар, тут есть неподалеку отличное место, - предлагает вместо потока ненужных вопросов он. - Мне нельзя алкоголь, ну там таблетки, не смешивать, все дела. - Безалкогольное пиво? - Да, конечно, - соглашается Баки, - черт, ты прости, я немного ошарашен нашей встречей, вот и туплю. Голос у Баки частит, но он старается говорить медленнее. - Все нормально, - Стив знакомо улыбается и Барнс осторожно улыбается в ответ."
#здесь нет места героям. название: Здесь нет места героям. персонажи: Стив, Баки, остальные фоном; предупреждения: хронология событий нарушена, в процессе; вместо саммари:
Барнс сидит в душном помещении базы и вполуха продолжает слушать выдержки из доклада Дэвида Килкаллена. Здесь низкие потолки и маленькие окна, и разрастающиеся, словно кровеносная система человека, мелкие трещины по стенам. - Так жарко, - говорит младший сержант Смит. - Здесь всегда жарко, - подхватывает кто-то с задних рядов. - Ага, гребаная жара, - соглашается в ответ Баки, - день за днем. - … нужно передвигаться пешком, ночевать среди местных жителей и патрулировать районы по ночам, - обычно звучный голос командира Кларка здесь тонет, гулко поглощается нервными смешками, кашлем, за которыми скрываются едкие замечания солдат. - Так вы наладите связь с местным населением, - продолжает он, оглядываясь на своих ребят, а потом просто бросает измочаленные листки с докладом на стол и говорит, чтобы продолжал майор Янг, его правая рука. Янг разделывается с докладом за рекордные пятнадцать минут. - Что они там говорили про ночевать среди местных жителей? – спрашивает сержант Гарсиа, когда они оказываются на улице – сменяют один душный ад на другой. Он мнет сигарету и еще дольше мусолит ее в обветренных губах, размачивая горчащий фильтр. - Что это менее опасно, чем кажется, - Баки щурится, рассматривая грязно-рыжий пейзаж, растянувшийся на сотни миль вокруг их оперативной базы. - Ага, как же, местные сразу же донесут хаджам о нас и утром наши остывающие тела, нашпигованные свинцом, отправят в закрытых гробах, - уверенно говорит Гарсиа. Стоящие вокруг солдаты, согласно хмыкают; Баки никак не выражает своих чувств. Где-то вдалеке, с севера, гулко гремит взрыв. Солдаты смотрят в ту сторону, но дым так и не появляется. - Ничего не скажешь, дрянь денек, - говорит Баки через минуту и уходит собираться в очередной бесконечно-долгий рейд. Он привычно проверяет карманы: запасной медицинский жгут в правом кармане, эластичный бинт в левом, отсутствие зазоров между бронежилетом и керамическими пластинами. Как только их колонна оказываются за стенами оперативной базы нос и горло тут же забиваются едкой рыжей пылью.
* Через месяц капитан Кларк скажет: - Политика опаснее войны, ребят. А Джордж Буш объявит о «большой волне» и еще тридцать тысяч солдат отправятся в Багдад.
Март, 1987
Стив сидит на веранде и внимательно следит за фургоном, что стоит через дорогу. У новых соседей черный блестящий Понтиак и маленькая лохматая собачка, и еще мальчик; кажется, чуть младше самого Стива. Из открытого окна слышится легкий треск радиоприемника и мамин тихий голос, что-то подпевающий Этте Джеймс о любви и предательстве. Она готовит лимонный пирог с сахарной пудрой, от которого у Стива всегда чешется кончик носа и хочется чихать. Он говорит, что хочет помочь с переездом новым соседям, но мама его не отпускает: - Ты будешь только мешаться под ногами, - замечает она, выглядывая из приоткрытого окна. На самом деле, Стив хотел бы рассмотреть что за игрушки есть у этого мальчика. И узнать нравятся ли ему комиксы про супергероев, особенно про Мстителей, но мама говорит, что сегодня не стоит надоедать своим вниманием соседям, и обещает, что завтра они обязательно познакомятся с ними. Стив неохотно, но все же соглашается. За ужином мама рассказывает папе о новых соседях и чуть хмурится, когда замечает, что весь зеленый горошек Стив раскатал по тарелке. - Ох, молодой человек, если вы не съедите ужин, то на десерт можете и не надеяться. Стив улыбается маме щербатым ртом и прячет вилку под тарелку. - Стив, - укоризненно спрашивает папа, - как же ты станешь сильным и смелым, как супергерои из твоих любимых комиксов, если не ешь зеленый горошек? Вообще-то Стив хочет сказать, что Мстители уж точно не питаются ужасным скользким горошком, но он лишь виновато опускает голову и принимается за еду, а потом мама нарезает ему кусочек пирога без сахарной пудры. Когда они идут знакомиться с соседями, мама берет с собой шоколадные брауни, а Стив – машинку – гоночный спорткар, красный с белыми полосами по бокам, комиксы он решает оставить на потом. Он широко улыбается, как только дверь открывается и сразу же здоровается. У миссис Барнс темные волосы, красиво уложенные крупными локонами, и добрая улыбка. Еще Стиву кажется, что ее юбка похожа на бабушкино покрывало – с такими же огромными разноцветными пионами, но он решает не говорить об этом вслух. - Баки, милый, спустись вниз, - зовет она сына, когда они располагаются на кухне. – Вы простите за бардак, мы еще не все успели разобрать и разложить по местам, - говорит она, указывая на коробки, что занимают почти всю гостиную. - Все в порядке, - улыбается в ответ мама. Когда на пороге кухни появляется сын миссис Барнс, Стив едва может усидеть на стуле. - Мы на улицу, - выпаливает он сразу же, как только Баки, низко опустив голову, знакомится с мамой. - Мальчики, - одновременно говорят мама и миссис Барнс. Их смех ни Стив, ни Баки уже не слышат. - Мне не нравятся машинки, - говорит Баки, как только они оказываются на заднем дворе. У него длинная челка и на подбородке намазано чем-то фиолетовым; фломастером, наверное. - А что тогда нравится? – удивленно и даже немного обиженно спрашивает он и прячет спорткар за спину. - Мотоциклы и солдатики. У меня четыре или пять мотоциклов и два набора солдатиков. Странно, но ему совсем не кажется, что Баки хвастается. Вообще-то Стиву тоже нравятся мотоциклы, но мама говорит, что они стоят дороже из-за мелких деталей; кажется, она так сказала в прошлый раз, когда они были в торговом центре «Кингс», и еще сказала, что ему пока рано иметь такие игрушки. Интересно, а теперь она купит ему мотоцикл, когда узнает, что у Баки есть мотоцикл? (и даже четыре или пять) - Но твоя машинка мне нравится, - говорит он, заглядывая за спину Стива. И Стив расплывается в широкой улыбке, и даже показывает Баки машинку. Вечером мама говорит, что на воскресную службу к пастору Джону они пойдут вместе с семьей Барнс. Перед сном мама тихо напевает уже знакомую мелодию из радиоприемника и помогает Стиву вытереться после ванной. Она целует его во влажный лоб, и он решает, что сейчас самое время сказать про мотоцикл из «Кингс», но вместо этого почему-то говорит: - У меня новый друг. - Я знаю, милый. Вы с Баки будете отличными друзьями. Стив засыпает со счастливой улыбкой на лице.
Март, 2006
За прекрасным сытным ужином (шницель, запеченная картошка с зеленью, хлеб из кукурузной муки и на десерт пирог со сливами) Баки говорит маме: - Я подписал контракт на службу в Армии. Она встает из-за стола, так и не притронувшись к десерту. Баки остается сидеть на месте до самых сумерек.
Октябрь, 1996
Стив старается изо всех сил показать, что ему не надоели бесконечные разговоры Баки об Энни Макдауэл. Она переехала в их район перед самым началом учебного года и стала одноклассницей Барнса. - Видел бы ты ее на тренировке черлидерш, да она сто очков вперед даст всем нашим девчонкам. Такая ладная, гибкая, ммм…а уж когда начинает прыгать, то груди так и скачут вверх-вниз, вверх-вниз. Толстяк Роб болтает, что она не носит лифчик, надо бы проверить его слова. - Дурак, - говорит в ответ Стив, на его лице и шее разгораются алые стыдные пятна; когда Баки замечает, то начинает громко смеяться, запрокидывая голову назад. - Мне нужно заниматься, - он резко поднимается с места, закидывая рюкзак за спину, и уже собирается уходить, когда Барнс тянет его обратно, цепляясь за штанину джинсов. - Да не обижайся, Роджерс, знаешь же, что я просто так болтаю. Я тут жду тебя уже больше часа, а ты просто хочешь взять и свалить? Давай, лучше расскажи, что там интересного появилось в твоем художественном кружке? - Ты здесь больше часа ждешь не меня, а группу поддержки, - усмехается Стив, но все равно плюхается рядом; здесь с крыши старой хозпостройки действительно видно все школьное поле. - Твоя правда. Слышал «Нью-Йорк Янкиз» обыграли «Атланту Бравс» со счетом 4:2? – Баки достает чуть помявшуюся сигарету, сует под голову рюкзак и куртку, и ложится на спину. - Конечно, все об этом только и говорят, папа сказал, что стартовый питчер Янкиз был на высоте. Над головой собираются первые тучи, но Стив все равно вытаскивает блокнот с карандашом; если поспешить, то можно успеть сделать набросок Баки, только без дурацкой сигареты. - Будешь яблоко? – улыбаясь, спрашивает Баки, когда замечает в руках друга привычный блокнот. - Давай, - не поднимая головы, отвечает Роджерс; он старательно выводит первые линии и закусывает нижнюю губу от усердия. В тот день про красотку Энни Макдауэл Баки больше не вспоминает.
Июль, 2006
Гарь от сжигаемого мусора становится привычной для всех солдат капитана Кларка уже через пару недель после прибытия на базу; как и иссушено-горячий воздух восточной части Багдада. Когда на территории базы появляется черный облезлый кот с распухшими яйцами, то Баки дает ему имя – Пупсик. - Пупсик? – громко смеется рядовой Коллинз, когда слышит впервые. - Да, - соглашается Барнс, поглаживая покоцанное ухо животного, и не обращает внимания, что на загрубевших пальцах остаются клочки шерсти. – Здесь у всех есть позывные и клички, даже у командира. (За глаза капитана Кларка солдаты зовут Суперменом, лишившегося своих суперспособностей; иначе взвод 3-13 точно был бы где-нибудь в другом месте – там, где море и много девушек в бикини и солнце не пытается испепелить тебя к чертям собачьим) - Как скажешь, Зимний солдат, - улыбаясь, говорит Джон, - Пупсик так Пупсик, но уверен, что Шэбби* звучало бы лучше. - Да пошел ты, - лениво отзывается Барнс и кидает вслед уходящему Коллинзу кукурузные шарики корн-попс.
Shabby*Shabby* - с английского языка переводится, как облезлый.
* Через неделю хамви, в котором находился рядовой Джон Коллинз, подорвется; это случится ночью; четверо сослуживцев Джона смогут выбраться самостоятельно. Баки решит, что Пупсик не такая уж и клевая кличка, да и кот никак не может привыкнуть к ней, а вот Шэбби – совсем другое дело. И плевать, что на нее кот тоже никак не отзывается.
Поминальная служба пройдет еще через несколько дней.
Август, 2006
На базе есть несколько мест, где можно отдохнуть. Смешно, отдохнуть, да. Бар «Салли» пользуется большей популярностью у военнослужащих, чем комнаты отдыха, находящиеся под надзором армейского отдела. Здесь всегда темно, накурено так, что через пару часов глаза начинают слезиться, и орет маленький телевизор, висящий под самым потолком. Баки не может нормально спать; он пьет свой маунтин-дью, закидывается снотворными таблетками – здесь он не один такой, и курит сигареты. В крошечном экране телевизора Джонни Кэш душевно поет об искуплении; солдаты уважают Джонни – вот, кто точно знал все и о любви, и о боли. И об искуплении. Когда на стол падает потрепанный журнал «Максим», Баки даже не поднимает головы. - С днем рождения, Барнс, - Гарсия закидывает руку на шею и трет костяшками пальцев короткий ежик его волос. - Ты серьезно? Да этот журнал обкончал весь батальон, а ты суешь мне его в подарок? – глухо смеется Баки. - Ну, склеенные листы можешь пропускать, - легко подхватывает его смех Гарсиа. Они смеются, но под глазами у них залегают тени; измотанность снотворными таблетками и антидепрессантами точно не вылечить. - С днем рождения, чувак, - младший сержант Смит усаживается напротив. Они пьют безалкогольную дрянь, жуют табак, курят до самого утра и ни слова не говорят о рядовом Коллинзе, у которого день рождения был еще на прошлой неделе. Двадцать два – неплохая дата для старта, ну или для бесславной смерти – тут уж как повезет. Баки в очередной раз смотрит на пустой табурет, чокается с наполненным до краев стаканом и забирает из рук Гарсиа так и не прикуренную сигарету.
Май, 2009
- Я ведь не прошу чего-то сверхъестественного, - Баки старается говорить ровно, но кажется, у него ничего не получается. - Всего лишь другие таблетки, доктор Райс, от которых я не буду засыпать на работе посреди разговора, и не буду запираться в кабинке туалета, пережидая, когда чертова боль отступит. Протез Баки лежит мертвым грузом на смотровом столе, он сам стал мертвым грузом, но об этом вроде как не принято говорить вслух среди гражданских. - Я выпишу вам новый рецепт, мистер Барнс, Лексапро – антидепрессанты нового поколения, принимайте один раз в день в одно и то же время, - у доктора Райс почему-то дрожит рука, пока она заполняет бумаги, и Баки решает, что это его вина. Черт. - Спасибо, - благодарит он, выходя из кабинета. Он успевает пройти до лифта, когда его окликает доктор Райс. - Мистер Барнс, простите, чуть не забыла сказать – в первое время воздержитесь от поездок на машине, таблетки вызывают замедление реакций. - Круто, буду передвигаться по городу словно зомби, - кивает он в ответ и сует рецепт лекарства в карман куртки. Нестерпимо хочется курить. - Черт, простите, - не поднимая головы, говорит Баки, когда задевает какого-то высокого парня плечом. - Все нормально. Через несколько секунд он слышит удивленно-радостное: - Баки? - Что? Да, я вас знаю? – спрашивает он, когда наконец-то поднимает взгляд на светловолосого парня. - Баки, это же я, Стив, Стив Роджерс, - говорит он. - А ты вырос, - и это все что может сказать в ответ Барнс.
- Я два раза в неделю посещаю группы взаимопомощи и принимаю тонну таблеток. Но все не так уж и плохо, да? А ты как? Все еще рисуешь? – говорит Баки, когда они оказываются на улице, отводит назад левую руку и едва заметно улыбается. - Да, рисую, комиксы как когда-то мечтал. Рука? - Ирак, - Баки все еще хочется курить и побыстрее добраться до дома – закидаться таблетками и проспать весь остаток дня. А еще он думает, что у Роджерса всегда были правильные мечты. Стив ничего не спрашивает про войну. - Может, заглянем в бар, тут есть неподалеку отличное место, - предлагает вместо потока ненужных вопросов он. - Мне нельзя алкоголь, ну там таблетки, не смешивать, все дела. - Безалкогольное пиво? - Да, конечно, - соглашается Баки, - черт, ты прости, я немного ошарашен нашей встречей, вот и туплю. Голос у Баки частит, но он старается говорить медленнее. - Все нормально, - Стив знакомо улыбается и Барнс осторожно улыбается в ответ.
Август, 1989
Лето в этом году выдается особенно жарким: солнце плавит асфальт, заставляет людей прятаться по домам и в тени отпиваться прохладным лимонадом, а по телевизору постоянно гоняют рекламу с кондиционерами для дома и работы. Баки уехал на каникулы к бабушке в Юту; Стив смотрел на карте, где находится этот штат – не так уж и далеко, но мама говорит, что поездка может занять до двух дней пути. Стив предлагает ей отдохнуть и отправиться в путешествие – мама только смеется и говорит: - Совсем уже не можешь без своего Баки. Вообще-то Стив вполне может обойтись и без Баки; тем более, когда он звонил ему в прошлый четверг, тот только проговорил быстро-быстро, что ему сейчас некогда болтать – он уходит на озеро – рыбачить. - Когда я вернусь, научу тебя ловить рыбу. Стив даже не успел тогда сказать о новых выпусках комиксов, а в трубке уже раздались короткие гудки. - Я не люблю рыбу, - пробурчал он в пустоту и пошел на улицу – ловить медленных красно-черных бабочек, которым, наверное, тоже было тяжело летать в такую жару. Днем он прятал их в тени в пластмассовом ведерке с цветами, а вечером, когда солнце начинало окрашиваться оранжевым светом, Стив на заднем дворе выпускал бабочек на свободу.
Утром Стив просыпается от стука в дверь; он прислушивается к звукам, доносящимся снизу, и как только узнает голос Баки, сразу же кубарем слетает вниз. Мама улыбается и говорит, чтобы они мыли руки и садились за стол завтракать блинчиками с малиновым джемом. Баки тоже улыбается, и Стив замечает, что у друга сильно отрасли волосы, а еще он очень похож на молочную шоколадку – так сильно загорел. - Ну, что пойдем ловить рыбу? – спрашивает Баки, когда они позавтракав, выходят на улицу. - Куда? Мама меня не отпустит на побережье. - Я не собираюсь тащить тебя на побережье, вниз по нашей улице, там, где прокладывают дорогу, есть заводь, - он уверенно шагает по улице, не переставая болтать о приключениях, что случились с ним на каникулах, проведенных у бабушки. До заводи они так и не доходят: Баки, распаленный рассказом об огромных рыбах, что удалось ему поймать, спотыкается и падает. - С-с-с, - шипит он. - Что там? – Стив тянет руку Баки к себе. - Просто щепка. - Я вытащу, - говорит уверенно он, и хватается за палец Баки. - Да ты в обморок грохнешься раньше, чем вытянешь эту дурацкую щепку, - бурчит в ответ он, но ладонь не отдергивает. - Не говори так. Вообще-то «дурацкий» не плохое слово, хочет сказать он, но молчит и смотрит на светлую макушку друга и закусывает губу, когда Стив достает занозу и тут же тянет палец Баки в рот. - Фууу-у-у-у! Что ты делаешь?! – громко возмущается он. - Мама мне так делала, когда мы были на пикнике – это, чтобы не загноилось, - сплевывая слюну, спокойно говорит Стив. Баки чувствует себя совсем маленьким рядом с другом; так будто ему не целых шесть лет, а всего лишь четыре года или даже три. - Спасибо, - бурчит он в ответ, опуская голову ниже и развернувшись, идет обратно к дому – настроение ловить рыбу пропадает, да и с удочками в этот раз как-то не сложилось.
Июль, 2007
Баки говорит новобранцу: - Прячь кисти рук под бронежилет. Он говорит: - Стоя на позиции, ставь одну ногу впереди другой. И еще: - Считай свои таблетки, иначе поставят на учет. Новобранца зовут Люк Ньюберри. - Добро пожаловать в ад, рядовой Ньюберри, - Баки всухую глотает амбиен и уходит на вечернюю поминальную службу; в начале недели еще один военнослужащий из другого взвода подорвался на самодельном взрывном устройстве. - Спасибо, - доносится голос рядового в спину. - Вот уж точно не за что, - говорит сквозь зубы Барнс, - идиот. Уже утром солнце в тени жарит под сотню градусов. Через час колонна выдвигается в привычный патруль: пять хамви, две дюжины солдат, оружие наготове и глубоко запрятанные страхи. Баки даже на расстоянии вытянутой руки чувствует напряжение Люка, но он не собирается становиться нянькой для новобранца – головой надо было думать, когда подписывал контракт на службу. Их зона ответственности простирается через оживленную улицу, где часто подкладывают бомбы, с крыш обстреливают снайперы и местные смотрят на них со страхом и ненавистью. Когда они после патрулирования, едут обратно, на лице Люка появляется едва заметная улыбка. Они проезжают мимо горящих вонючих куч мусора, мимо старого иракца, недобро провожающих их прищуренным взглядом, мимо пастуха со стадом блеющих овец и мимо девчонки в старом застиранном платье грязно-зеленого цвета. Она им машет рукой, и никто не обращает на нее внимания; Люк мечется взглядом между сослуживцами и девчонкой, остающейся позади в облаке рыжей пыли. Он еще раз оглядывается и наконец-то решается: поднимает руку и неуверенно машет ей в ответ. Баки все еще думает, что новобранец идиот.
Май, 2009
Баки старается не смотреть в глаза Стиву. У него отросшие волосы и до середины предплечья протез, который натирает место стыка; и еще он совсем не знает, о чем они могут говорить. Стив заказывает напитки и не перестает улыбаться, глядя на друга, а официантка, обслуживающая их, не перестает улыбаться Роджерсу, только он ее, кажется, даже не замечает. - Так куда ты двинул после школы? – спрашивает он. - Поступил в колледж, но мне там не очень понравилось, и я ушел; потом немного пошлялся по штатам, поработал, на год остановился в Орегоне. - Серьезно? – перебивает его Роджерс, так и не притронувшийся к своему бокалу. - Да; думал, что как-нибудь утром выйду за кофе, и мы столкнемся в дверях кофейни или же потянемся за одной пачкой молока в супермаркете, - Баки не может сдержать улыбки – в двадцать он был юным глупцом. Стив перестает улыбаться и Баки становится не по себе; когда они были детьми, было проще. - Знаешь, я тут на терапию хожу, но пока она не очень помогает, - говорит Баки, глядя на руку, скрытую под джинсовой курткой. – Я в группе уже больше полугода. Шэрон, то есть мой терапевт мисс Картер, говорит, что нам может понадобиться чуть больше времени. - Время действительно лечит, Бак. - Роджерс, а ты все такой же оптимист; нужно вас познакомить с Шэрон, - смеется Баки, а потом, оглядывая широкой разворот плеч друга, говорит: - хотя думаю, теперь у тебя нет проблем с девушками. - Слушай, мне нужно уже возвращаться на работу, - Стив оглядывает бар, ища официантку. - Да-да, конечно, - опять сбиваясь, начинает частить Баки. Он резко поднимается с места, и задевает свой ополовиненный бокал протезом. - Черт! - Все нормально, - говорит Роджерс, - не беспокойся. Знаешь, может, встретимся вечером, после работы? Баки кажется, что он на добрых полминуты зависает, а потом говорит: - Конечно.
Сентябрь, 1998
Осень в этом году начинается ровно по календарю; сентябрь заряжает холодными дождями – на улице воняет прелыми, подгнивающими листьями, а спортивная площадка под ногами разъезжается жирными комьями земли. Но Баки все равно ждет Стива пока, тот закончит с занятиями в художке. Пухлая миссис Брукс, секретарь директора, во время ожидания всегда угощает его миндальным печеньем и горьковатым чаем с какими-то травами. С печеньем проблем не бывает – с ними Баки разделывается в два счета, а вот с чаем сложнее, но он все равно прихлебывает отвратительный напиток и не забывает улыбаться весьма заботливой миссис Брукс, опять что-то говорящей об его отросших волосах и неподобающем виде. А потом, после занятий, они бегут со всех ног до дома Баки и почти успевают до начала дождя. Сейчас веранда выглядит опустевшей без кресла-качалки и нескольких пледов разной толщины; летними теплыми вечерами миссис Барнс здесь наслаждается мятным чаем и кассетными записями с джазовой музыкой. А потом Стив говорит: - Папе предложили хорошую работу. Баки широким жестом зачесывает мокрые волосы назад и улыбается: - Круто же. - В другом штате, - после заминки продолжает Роджерс. И Баки становится холодно, а еще почему-то больно: едва заметно тянет в левом боку, будто он без продыху отмотал не меньше пяти миль на тренировке мистера Фостера. - Черт! – говорит он, бросает рюкзак под ноги, и лезет в карманы – после обеда несколько сигарет точно оставалось. Стив ничего не говорит, только сильнее сжимает папку со своими работами. У него там безымянные супергерои и корабли, и ветер, колышущий несгибаемые мачты; и непокорные моря, волны, накрывающие с головой; и звери, невиданные звери; и дракон, конечно же, дракон с тысячами бронями-чешуйками и проникающим под самую кожу взглядом; и девушка с пшеничными волосами, похожая на миссис Роджерс; и всегда улыбающийся Баки. - Тебе остался последний год в старшей школе. А еще…еще твоя художка! - Ты не поверишь, но мистер Белл, сказал, что в Орегоне есть его старый знакомый, который продолжит занятия со мной. Он уже с ним договорился. А с оценками у меня проблем нет. - Отлично! – скалится в злой улыбке Баки. - Папа сказал, что контракт на работу заключен на год, мы обязательно вернемся обратно, - Стив старается говорить, как обычно, не оправдываясь и пытаясь защищаться. - Так почему бы ему одному не поехать в Орегон? - Но мы ведь семья, - говорит он и опускает голову; поднимается ветер и дождь начинает хлестать уже в спину, но Роджерс этого совсем не замечает. «А я тогда кто?» Хочет спросить Баки, но только поджимает губы, чертова зажигалка никак не выбивает огонь и он злится еще больше. - Пошли домой, простудишься еще, - говорит он, и прячет так и незажженную сигарету обратно в пачку. Ночью Баки раскидывает маленькие подушки по полу и в неярком свете ночника снова рассматривает рисунки Роджерса, и друга он тоже рассматривает, правда, только украдкой. - Я уверен тебя ждет прекрасное будущее, - говорит он Стиву, лежащему с запрокинутой головой, на краю кровати. Баки никогда не признается вслух, но он хотел бы оказаться взаправду хоть на одном корабле, нарисованных Стивом, вместе с ним; быть ему там верным помощником и другом и чтобы тот никогда не говорил про переезд в далекий Орегон. Сейчас Баки чувствует себя прям точь-в-точь, как Кэти Хук из параллельного класса, мечтающая о всяких дурацких вещах. И в горле застывает горький комок, который не получается ни сглотнуть, ни выкашлять, и остается что только закусить щеку изнутри. На следующий день Баки не ждет Стива после занятий и не возвращается домой ночью. Он зависает на вечеринке у одноклассника Джейми Дженкинсона, где напивается дешевым пивом, смешанным с виски; а потом дерется с кем-то из друзей старшего брата Джейми, что учатся в Бруклинском колледже. Его прогоняют с вечеринки сразу же после короткой драки, и Баки мокнет под дождем на остановке рядом с ночным мини-маркетом. И глаза, черт побери, застилает влажной пленкой, и Баки смеется окровавленным ртом, не замечая, как горячо пульсирует под свезенной кожей на костяшках.
Сентябрь, 2.007
Звук взрыва раздается почти у самых ворот оперативной базы и застает Баки за веселым спором с младшим сержантом Смитом. - Блядь! – говорит он, через несколько десятков секунд замечая черные клубы дыма, спиралью поднимающиеся в синее небо. - Черт! – подхватывает Смит. И они без промедления бегут к воротам. Баки слышит, как со всех сторон раздаются короткие выкрики-приказы, рации оживают криком: - Трое раненых; один не дышит. До медпункта Смит и Барнс добираются вместе с группой солдат, сопровождающая раненых. Из громкого гула голосов Баки слышит чье-то: - В хамви попал заряд, этот блядский заряд просто подорвался под днищем машины, и оторвал к чертям собачьим его левую ступню. И еще: - Осколки попали ему в спину, но врачи ведь смогут его поставить на ноги, так ведь?! У него жена совсем недавно родила малышку. Они назвали ее Джеммой или Дженни. Черт я запутался! Скажите, что все будет хорошо! А потом еще: - Еще один укол эпинефрина; продолжайте реанимацию; две минуты, начали. Баки замечает Люка не сразу, только когда спотыкается об его ногу. Он сидит на полу с голой правой ступней. И страх в одну секунду почти затапливает Баки. Но потом Барнс замечает, что рядовой Ньюберри в порядке. (В порядке, да, конечно, блядь.) - Его кровь затекала мне прямо в ботинки, я чувствовал ее, - повторяет из раза в раз Люк, зажимая дрожащие ладони между ног, так сильно, будто это действительно поможет ему прийти в себя. – Я бежал и чувствовал, как она хлюпала у меня в ботинках. Он плюет вязкую слюну на руки, запачканные в крови и пыли, и продолжает оттирать пальцы на правой ступне. - Перестань, - говорит ему Баки, заставляя посмотреть в свои глаза – сфокусироваться на нем. – Ты не мог ему помочь, ты сделал все, что было в твоих силах. - Он прибыл сюда всего несколько недель назад, да? А потом Люк цепляется за Баки, царапая короткими ногтями шею, и плачет. Баки тянет его на себя, заставляя держаться, и тащит на улицу. Они устраиваются всего в нескольких метрах от медпункта. Когда оттуда выходит капитан Кларк, Люк вскакивает на ноги и рвется к главнокомандующему, но Баки его удерживает. Капитан Кларк останавливается за углом медпункта и с силой бьет в стену кулаком, а потом пинает ногами; никто не решается к нему подойти. И Люк с Баки понимают, что рядового первого класса Росса не спасли.
.Июнь, 1998
Баки еще за неделю до летних каникул устраивается билетером в местном кинотеатре и Стив почти все свободное время ошивается там. Он готов платить из накопленных денег не за кино даже, а за прохладный кинозал и удобные сидения, обтянутые бордовым, приятным на ощупь, плюшем; и, конечно же, за поп-корн, полностью залитый ирисовой карамелью. А еще в буфете работает Мишель, она с семьей совсем недавно переехала в этот район. Ей девятнадцать и она старше Стива на два года; у нее каштановые кудрявые волосы и смуглая кожа, Баки говорит, что отец Мишель мексиканец и что у нее есть парень, кажется, из студгородка и она точно влюблена в него. А еще у нее есть велосипед, на котором спицы дребезжат не хуже старого пикапа мистера Луи из книжного магазинчика, где Стив любит иногда зависать; и цепь слетает очень часто, так, что между сеансами Баки всегда есть чем заняться. За починку своего велосипеда или за просто так, Стив не знает, но Мишель всегда оставляет ему самый полный бумажный стакан с поп-корном и пару бутылочек с прохладным лимонадом. - Парень, да ты запал нашей красавице в душу, - всегда подначивает Баки, когда Стив приходит в кинотеатр, и подмигивает улыбающейся Мишель. - Прости, Баки, но я действительно предпочитаю настоящих джентльменов, а не таких бунтарей и хулиганов, как ты и небезызвестный Джеймс Дин, - подхватывает она и, перегибаясь через узкую стойку буфета, звонко целует Стива в щеку. - Да, Роджерс – парень у нас что надо. При таких разговорах скулы Стива каждый чертов раз разгораются алым; и под кожей, будто мелко зудит – странное ощущение, приятное, но все равно странное. - Зачем ты покупаешь билеты, если я тебя забесплатно могу провести в зал? – спрашивает не в первый раз Баки, и ухмыляется всегда, когда Стив говорит: - Так нельзя, все должно быть по-честному. - Ну, конечно, у тебя ведь по-другому и не получится даже, да? Баки не ждет ответа на вопрос, потому что и так все предельно ясно. Но Роджерс все равно произносит: - Да.
* Сегодня Стиву исполняется семнадцать и не то, чтобы это великое событие, но Баки все равно злится, когда не получается поменяться сменой. - Этот прыщавый придурок Рик сказал, что поведет свою девушку на свидание. На прошлой неделе он согласился меня подменить, я же из-за твоего дня рождения сразу несколько смен отработал в начале месяца: и свою, и его. И я десятку готов поставить на то, что нет у Рика никакой подружки, ни одна девчонка просто не даст ему по собственной воле, - горячится он, нервно зачесывая пальцами отросшую челку назад. - Все нормально, - говорит Стив, внимательно вчитываясь в расписание киносеансов на ближайшую неделю. - Приходи на пятичасовой сеанс, я тебя проведу; будут крутить «Заклинателя лошадей», так себе, наверное, кино, но посетителям нравится. После просмотра упрошу миссис Рид или Мишель отсидеть за меня вечерний сеанс, и мы с тобой рванем в пиццерию «Стэнли», потом можно на старое бейсбольное поле сгонять и если будем там, то надо обязательно взобраться на крышу хозпостройки – оттуда звезды видно, как на ладони, они сейчас яркие такие. - Звучит, как свидание, - смущение Стив пытается скрыть за легким покашливанием, но он все равно не отводит взгляда от лица друга. - Ну кто ж тебя еще сводит на свидание, как не я, - широко улыбается в ответ Баки, и тоже смотрит куда-то выше головы Стива, и у него красными пятнами покрывается лицо, и в расстегнутом вороте рубашки видно, что и шея расцветает дурацкими пятнами, и над губой собираются мелкие капельки пота. - Да, я приду, - Стив закусывает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться в голос, но счастливую улыбку все равно не удается скрыть. - А, черт, совсем ведь забыл про подарок, - Баки легко подтягивается на руках, перегибается через стойку и достает обычный бумажный пакет, что продают в конце их улицы, в овощной лавке. Ты прости, я не успел нормально упаковать и да, еще раз с днем рождения, Стив. Стив все еще улыбается когда, достает жестяную коробку. А потом у него, кажется, пальцы дрожат; в коробке аккуратно разложены чернографитные карандаши, точильный нож закреплен широкой резинкой, а еще здесь есть уголь, сепия, сангина и даже два мягких ластика. - Баки, - говорит Стив и больше ничего не может сказать – горло перехватывает так, будто он залпом выпил не меньше двух стаканов холодной газировки из уличного автомата. - На деревянную, покрытую лаком, коробку я не успел накопить денег, так что только вот такой набо... Договорить ему не дает Стив, крепко сжимая в объятиях. - Задушишь, - смеется счастливо Баки, обнимая в ответ; нервное напряжение, преследовавшее его с самого утра, наконец-то пропадает и становится так легко дышать. – Парень, давай отпускай, там ведь еще есть подарок. Когда Стив достает коллекционное издание комикса «Невероятного Халка», он коротко еще раз обнимает Баки и, прощаясь до вечера, выбегает на улицу. И как только заходит за угол кинотеатра, сразу же поднимает лицо вверх, смотрит до рези в глазах на яркое почти белое солнце и не хочет признаваться даже себе, что прямо сейчас пытается сморгнуть дурацкую влажную пленку. И кто скажет, что Стиву Роджерсу сегодня исполнилось семнадцать? Точно девчонка какая-то!
Домой Стив возвращается точно к праздничному столу, а вот улизнуть не получается до самого вечера. Когда он прибегает к кинотеатру, то Баки там уже нет. - Он ушел в пиццерию какую-то, - говорит Мишель. И Стив снова, придерживая внутренний карман джинсовки, где спрятана темная бутылка с персиково-сливовой наливкой, бежит к пиццерии; поздравление Мишель, впопыхах выкрикнутое в спину, он даже не слышит. Баки ждет его на улице, сидя прямо на тротуаре; он лениво жует зубочистку, напевает что-то знакомое под нос и когда Стив появляется перед ним, даже ничего не говорит про опоздание, зато неподдельно возмущается его одеждой: - Ты чего в шортах приперся? Тебя же комары сожрут. - Я так долго пытался сбежать от гостей и мамы, что совсем забыл переодеться, - пересохшим горлом хрипит в ответ Стив. - Ладно, жди меня здесь, я за пиццей и потом пойдем на трибуны спортплощадки, а то если попремся на крышу от тебя точно ничего не останется после этих кровососов. Баки берет две пиццы среднего размера: с сыром и дурацкими оливками, которые так любит Роджерс. По дороге он не перестает подкалывать друга за смелость и отвагу, проявленную при воровстве наливки, приготовленной по особому рецепту его бабушки. - Да иди ты! – смеется в ответ он. Баки хватает его за шею и Стив у него подмышкой трепыхается, словно мелкая рыбка, даром, что выше его почти на полголовы. - Отпусти, Бак, - захлебывается смехом он, хватаясь за пояс его джинсов. – Я сейчас выроню бутылку. Когда они добираются до трибун, Стив успевает насмеяться так, что даже начинает колоть в боку. Баки тащит его на самый вверх: - Здесь не так классно, как на крыше, но звезды все равно будет видно. В опустившихся сумерках, наполненных стрекотанием цикад и первыми звездами, неохотно появляющимися на чернильном полотне неба, Стив серьезно говорит: - Это мой самый лучший день рождение. - А ведь ты еще даже не прикоснулся к выпивке, после того, как наберешься, признаешься мне в любви? – не обидно подначивает его в ответ Баки. И Стив первый пьет наливку из горла, потому что про стаканы он тоже забыл – сегодня в голове как-то легко и пусто, и сердце больше не стучит набатом в затылке. На языке у него горчит вязкой сладостью и совсем не противно, уж точно лучше пива, которое он еще зимой попробовал дома у Баки. - Давай на твое день рождение тоже сюда придем, - Стив вертится, пытаясь удобнее устроиться на жесткой трибуне, и Баки наконец-то надоедает: - Иди сюда, - он тянет Стива за голову, и Роджерс смеется, потому что щекотно. - Ты мне голову оторвешь, я же не какой-нибудь Мистер Фантастик. - А я не твоя Сьюзен Шторм, так что миндальничать с тобой не собираюсь, - Баки тоже смеется, но все равно укладывает голову Стива у себя на коленях. - У тебя колени костлявые и ты читал Фантастическую Четверку, а мне говорил, что даже не открывал ту стопку комиксов, что я притащил тебе на каникулах, - по-дурацки хихикает не затыкающийся Стив, потому что оказывается вкус у наливки обманчиво мягкий, обволакивающий, а по голове шибает сильнее, чем та памятная пара бутылок пива. - Ну подстели свою куртку, - советует в ответ Баки и зарывается липкими пальцами в светлые спутанные волосы друга и не обращает внимания на то, что Стив что-то бурчит заплетающимся языком. Про разложенные коробки с пиццей трибуной ниже они даже не вспоминают. Над головой появляется так много звезд, что Стив решает, что сегодня их сосчитать не получится. Баки что-то не напевает даже, а просто бубнит себе под нос. И Стив говорит, закрывая глаза: - Пой громче, а не жуй, точно старый довоенный граммофон. - Да иди ты. Баки замолкает и кажется, проходит целая вечность, потому что Стиву уже хочется спать; он засовывает прохладные ладошки себе подмышки; Баки стягивает с плеч куртку и укрывает Роджерса. - Принцесса, - смеется довольно он. У Баки чуть хриплый низкий голос, но даже такая слащавая песня о поиске любви, в его исполнении становится похожей на балладу человека, который прожил уже не меньше полувека; и он поет:
Don't you want somebody to love Don't you need somebody to love Wouldn't you love somebody to love You better find somebody to love
Стив пьяно улыбается и думает, хорошо, что рядом с Баки совсем не нужно беспокоиться о поиске любимого человека.
Май, 2009
Стив предлагает Баки самому выбрать место, где они смогут спокойно посидеть и поговорить, и он выбирает невзрачную забегаловку, расположенную довольно далеко от центра. Но тут тихо, хоть и людей бывает много – готовят здесь вкусно, с этим не поспоришь, а еще она работает круглосуточно; иногда Баки здесь встречает бледно-серые рассветы и помятых рабочих, возвращающихся с ночных смен, здоровается с ними, как со старыми знакомыми и желает удачного дня. И когда слышит в ответ усталое, но сытое: и тебе, парень, наконец-то уходит домой – собираться на работу. Они молчат, и разговор совсем не клеится; Баки не знает о чем можно говорить; время после школы не было особенно примечательным, а про Ирак и сказать-то особо нечего, кроме того, что все было хреново и горизонт, окрашенный в яркий, пронзительно синий цвет, неизменно сливался в грязно-рыжий. Но потом Стив спрашивает: - Ты как? И Баки сдается; говорит все, что может вспомнить и о чем никогда не сможет забыть. - Я хотел снова стать цельным, значимым, что-то оставить после себя, - на его лице появляется горькая усмешка. Баки перемешивает увядшие листья салата в тарелке. – Мама не разговаривала со мной до самого отъезда. Пока я собирал документы, справки, подписывал доверенности и заполнял бланки, она так и не произнесла ни слова. А в день отъезда не смогла больше молчать, плакала и просила одуматься. - Тебе ведь было чуть больше двадцати, - зачем-то уточняет Стив, так и не прикоснувшийся к заказанному кофе и жареной картошке с беконом. - Ага; мы еще даже не добрались до базы, а нервное напряжение стало уже весьма ощутимым. Вокруг тлели мусорные кучи, в которых боевики прятали взрывные устройства, и уж точно мирное население смотрело на нас не как на освободителей. Баки не знает, какого хрена рассказывает такие незначительные мелочи, выдирает из памяти мутные, злые, горчащие безысходностью, воспоминания; будто ему не хватает сеансов с группой поддержки, но заткнуться все равно не получается. Но, черт, Стив его не перебивает и не просит сменить тему, поэтому Баки продолжает: - Знаешь, у меня там кот появился: страшный и облезлый, но мы с ним поладили с первого дня. А потом в начале июня я уехал в отпуск на пару недель и когда вернулся не смог его найти, всю базу облазил, в соседние батальоны даже ходил, никто и не заметил его исчезновения. Я еще пару недель покупал кошачий корм в местном магазине и таскал в пластиковой тарелке за угол медблока, где он ошивался, но он так и не вернулся. Когда Баки отрывает взгляд от своей тарелки, то замечает легкую едва заметную улыбку Стива, и он тоже осторожно улыбается в ответ, а потом все равно поджимает губы. - В отпуске было хорошо, - Баки довольно откидывается на спинку стула, тянется, хрустит шеей и смотрит за окно. У неоновой вывески забегаловки не горят последние три буквы, зато надпись на щите с ярким плакатом, что стоит у дороги, щедро предлагает два блюда по цене одного, правда, только в отрезке между двумя и четырьмя часа утра, но это уже мелочи. - Оторвался по полной? – Стив все-таки берется за свой кофе. - Да, оторвался, да так, что чуть не вернулся из отпуска женившимся. Баки внимательно смотрит на Стива, будто ждет какой-то реакции на свои слова, и Стив не подводит: оглядываясь назад, двигается как-то резко, проводит рукой по затылку и вновь поднимает взгляд на друга. Шумно сглатывает, так что кадык нервно дергается и Баки почему-то расплывается в улыбке. - Знаешь, уезжая из Ирака, я думал, что как только выйду из самолета сразу ощущу безопасность, смогу дышать свободнее и перестану чувствовать блядский рыжий песок на зубах. И дни, - Баки сжимает правую ладонь в кулак, оставляя следы от коротких неровно обстриженных ногтей, - я решил, что не стану считать дни. Но на утро следующего дня, мама попросила выкинуть мусор, и я потащился к баку и завис над ним, пытаясь среди черных полиэтиленовых мешков рассмотреть торчащие провода или шнуры. Но потом я вспомнил, что я дома; вернулся в комнату, лег в кровать и попытался дышать ровнее. Вечером собрался в бар с друзьями, мы пили, смеялись и ни слова не произнесли про войну и откровенно хуевую и провальную политику Буша. В баре было душно, шумно и я решил сходить в уборную, ополоснул лицо и рот и почувствовал гребаную взвесь на зубах, будто я и не покидал границ Багдада. А утром я сказал своему отражению в зеркале: семнадцать дней, Баки; осталось семнадцать дней. Стив отодвигает тарелку с едой на край стола, и закрывает глаза – под веками ярко вспыхивает что-то красно-рыжее; он ни за что не признается, но его немного подташнивает – комок неумолимо подступает к горлу. Стив заливает в себя остывший кофе и просит официантку принести воды. И Баки вместо того, чтобы спросить все ли нормально, продолжает давить, добивает откровенно-злым: - Девушка, которой я предложил выйти за меня замуж, работала помощником ветеринара в клинике. Представляешь, Стив, сейчас я даже не могу вспомнить, как ее звали. На самом деле, Баки отлично помнит, как ее звали, но он не собирается вдаваться в детали. Стив не сдерживается и прерывает его преувеличенно-равнодушным голосом: - И что она так легко собралась выскочить замуж? - Ну, на следующий день после знакомства я позвал ее под венец, и она согласилась, из постели в тот день мы так и не выбрались, а под утро я сбежал. Весь день провел в местном кинотеатре; смотрел сеансы один за другим, не запоминая ни сюжетов, ни лиц актеров; тогда время перестало иметь значение. У Баки начинает противно ныть в висках, давит тупой болью и он решает, что на сегодня точно хватит: - Я просто хотел, чтобы меня хоть кто-нибудь ждал. - Я…черт, - Стив накрывает ладонью его сжатый кулак и Баки немного расслабляется. Но он замечает взгляд парня с соседнего столика в их сторону и резко отдергивает ладонь, прячет в карман и только потом смотрит на Стива. - Все в порядке? – интересуется он, и у Баки перехватывает горло жестким спазмом, почти что надрывным кашлем. - Мне пора домой, завтра рано утром на работу, - он устало встает с места, бросает смятую купюру на стол, и говорит: - еще как-нибудь увидимся. Стив выходит из забегаловки только под утро.
Июнь, 2009
Баки скупо, натянуто улыбается: всего лишь дергает уголком губ и убирает спутанные грязные волосы назад. - Ты чего здесь делаешь? Понравилась местная кухня? – вместо приветствия произносит он. - Понравилась, - соглашается Стив и едва заметно хмыкает. – Знаешь ли, нигде нет таких изумительно вкусных хот-догов, как здесь, - он откладывает в сторону карандаш и черный маркер. - Уже успел изучить меню досконально? - Несомненно. На неделе по несколько раз сюда заглядываю и даже успел взять номера нескольких официанток, - отвечает ему в тон Роджерс. Баки растягивает потрескавшиеся губы в улыбке. И думает, что притащиться сюда в третьем часу утра была не лучшая его идея, хоть и довольно привычная, за последние-то полгода уж точно. - А ты? Решил проветриться? Стив поджимает губы: вид у друга не самый лучший. - Да так, последние пару ночей чего-то не спится. Вообще-то пару недель, но Баки не собирается жаловаться или еще что-то в таком роде. Когда Баки занимает место напротив него, Стив замечает, что он без протеза – рука свисает безжизненной плетью где-то между столом и неожиданно удобными сидениями, обтянутыми кремовым дерматином. - Угощайся, - говорит он, пододвигая десертную тарелку с кусочком черничного пирога. Баки хочет отказаться, но слова застревают в глотке. Он пробует пирог и совсем не чувствует вкуса, но зачем-то говорит: - Восхитительно. - Я знал, что тебе понравится, - отвечает с улыбкой Стив, - раньше мамины пироги ты никогда не обделял вниманием. - Еще бы! Миссис Роджерс была кулинарной волшебницей, иногда я хотел, чтобы она жила у нас, - говорит совершенно серьезно Баки. – Кстати, как она? - Неплохо, правда, пару лет назад перебралась в Джорджию. Говорит, что Нью-Йорк совсем потерял былое очарование, да и без отца здесь ей делать нечего. На некоторое время между ними повисает напряженная тишина, только из кухни слышатся чьи-то окрики с явным южным акцентом – с тянущимися гласными на конце почти каждого слова. - Прости. - Все нормально, - Стив опускает голову ниже, - уже все нормально. - Знаешь, в Багдаде, на нашей базе, был медпункт, и мы все там закидывались амбиеном, за раз глотали до четырех таблеток и все равно не могли уснуть. Зависали в «Салли» до самого рассвета, а потом выходили под палящее даже утром солнце и вновь принимались обшаривать дома мирных граждан в поисках боевиков, не сводили взгляда с горящих куч мусора, и даже завели себе новое увлечение – считали полопавшиеся сосуды в глазах друг друга – выигрывал тот, у кого их было больше; пару раз и я был в выигрыше. Стив готов хоть сейчас поспорить – и Баки снова выиграет: под его воспаленными глазами залегают болезненные тени. - У меня сегодня день рождения, - говорит Стив, и он даже готов признать, что это самый хреновый способ сменить тему, но Баки ведется. - Уже тринадцатое? Прости, Стив, я сегодня без подарка, - замечает он. – Но в свое оправдание могу сказать, что не ожидал тебя здесь встретить посреди ночи, ну и без календаря я в последнее время тоже не очень ориентируюсь. - Официально, тринадцатое наступило ровно как…, - Стив демонстративно смотрит на часы и говорит: - три часа сорок семь минут, так что до полуночи у тебя еще есть время. - Как скажешь, - с улыбкой соглашается Баки. Небо над их головами нависает смазанным серым рассветом. - Вот дерьмо! – говорит Баки, когда чертова зажигалка подводит его в самое неподходящее время. Он зло жует размягченный фильтр сигареты. Стив, молча, забирает из руки Баки зажигалку и у него все получается с первого щелчка. - На самом деле, мне еще повезло, - выдыхает Баки, запрокидывая голову назад. – В соседнем отряде парню к чертям оторвало почти все конечности. - Ты давал ужасные советы, - вместо молчаливого согласия произносит Роджерс. - Что? – не понимает Баки. И в висок втачивается привычная, ноющая отголосками бессонницы, боль. - Джилл Хьюстон. Стив не знает, зачем говорит сейчас о девчонке, которая почти в семнадцать лет, разбила его сердце. Баки чувствует, как губы сами собой растягиваются в улыбке. - На самом деле, я не хотел, чтобы ты встречался с ней, - он легко подхватывает нить воспоминаний, будто только этого и ждал, и криво улыбается, закрыв глаза. - Я так и думал, - смеется Стив, - только понял поздно, уже после отъезда в Орегон. И это звучит, как запоздалое признание, которое, черт побери, Баки сейчас совсем не нужно. - Я домой. Он отталкивается от стены и, не промахнувшись, бросает в урну недокуренную сигарету. - Хорошо, - соглашается Стив и заходит обратно в забегаловку. Через пару минут он догоняет Баки и, поравнявшись, едва заметно улыбается, вспоминая дразнящий голос друга, когда он нараспев произносил: «Хьюстон, у нас проблемы».
Апрель, 1997
Стив влюбляется, о чем решает немедленно сообщить Баки после второго урока, на короткой перемене. - Черт! – говорит он вместо поздравлений; желудок подводит неприятным спазмом. - С тобой все в порядке? – обеспокоенность в голосе Роджерса заставляет Баки почувствовать себя виноватым. Поэтому он расплывается широкой в улыбке, закидывая руку на плечо Стива, и спрашивает, как зовут эту красавицу, что так внезапно очаровала его друга. - Джилл Хьюстон, - произносит будто нараспев он. - Хьюстон, у нас проблемы? – по-дурацки в ответ шутит Баки. - Да нет же, Баки. Джилл хорошая и …, - Стив запинается, - она красивая, да точно – красивая. Баки решает, что сегодня ужасный день – сначала нудный урок литературы с мисс Райт, а теперь вот новость о влюбленности Стива. На некоторое время вторник становится ненавистным днем Баки. Он не знает, откуда появилась эта странная Джилл Хьюстон. Стив говорит, что у них с середины года совместный класс химии. - Мы пару раз делали лабораторные вместе. И Баки хочет сказать, что пары лабораторных для влюбленности как-то маловато, но Стив светится от счастья и ему приходится молчать. Джилл таскает ужасные, растянутые до самых колен свитера и постоянно что-то напевает себе под нос. Баки думает, что ужаснее выбор Стив просто не мог сделать. Он зовет ее Хьюстон или просто «Проблемой», когда они остаются одни. Она называет его «ревнивым засранцем» и все равно приглашает к себе каждое воскресение послушать «настоящую музыку». - Даже не мечтай, - ухмыляется он. - Рано или поздно ты согласишься, - в ответ парирует она. И Баки не идиот, он готов признать: Джилл Хьюстон вполне хороша собой, даже в этих растянутых свитерах. Но вслух он об этом, конечно же, никогда не скажет. Ночью, когда на полу разбросаны диванные подушки и Стив лежит на расстоянии вытянутой руки, сердце у Баки почему-то стучит под самым горлом: ему кажется, стоит только раскрыть рот, как никчемный глупый орган окажется на полу. - Она такая хорошая, - шепчет Стив в самое ухо, и у Баки в том самом месте начинает гореть стыдным – полутемная комната спасает положение. Странно, но сердце остается в груди, когда Баки начинает щедро раздавать Стиву советы по охмурению неприступной Джилл. - Вы уже целовались? – спрашивает он, закусывая губу до боли. - Нет. Вот и отлично, думает Баки. - Я научу, ложись на спину, - ухмыляется он, за улыбкой он пытается скрыть страх, смущение и неуместное возбуждение. Стив доверчиво закрывает глаза, и темные длинные ресницы, точно девчачьи, едва заметно подрагивают и у Баки в животе становится так горячо, он хочет надавить там, где так сильно печет. Он обхватывает ладонью затылок Стива – волосы под рукой такие мягкие, и он говорит в его приоткрытые губы несусветную чушь о том, что в первый раз хватит просто поцелуя – без языка и дурацкой слюны – можешь только слегка облизать губы. Баки держится на самом краю, и упасть вниз совсем не боится; боится потащить за собой Стива, оставить без выбора, потому что знает – у Стива границ между дружбой и любовью совсем не существует. И он ответит, сразу же ответит, стоит только Баки произнести вслух такое неправильное, но тревожно-сладкое признание. - Думаю, с теорией проблем не будет, - произносит он хриплым от возбуждения голосом и перекатывается обратно на свою подушку; ложится на живот и напряженными бедрами втирается в жесткий ворс ковра и едва сдерживает готовый сорваться с губ стон. Стив не благодарит в ответ, только шумно выдыхает и перебирается на постель.
Июнь, 2009
Подходя к дому, Баки осознанно сбавляет шаг, надеясь, что Стив сообразит – никто не собирается звать его в гости. Он поднимает взгляд, Стив отвечает улыбкой; и, черт, Баки ничего другого не остается, как просто широко распахнуть перед ним дверь в затемненную квартиру. - Располагайся, - раздраженно говорит он, перешагивая через разбросанные вещи, - будь, как дома. Баки уходит в ванную, выкручивает кран до упора; холодные брызги разлетаются в разные стороны – футболка и пол под ногами мгновенно становятся мокрыми. Стива Баки находит на маленькой кухне, где и развернуться-то особо негде. На столе стоит открытая еще несколько дней назад банка бобов с мясом и засохшие луковые кольца; в горле у Баки становится отвратительно сухо – он с трудом сглатывает спазматический кашель. Стив освобождает место вокруг себя, убирает грязные чашки, выкидывает бобы, протирает стол, набирает воду в чайник и щелкает кнопкой включения. Он ведет себя так, будто был здесь уже не одну сотню раз и знает каждый потайной уголок. Странно, но Баки это совсем не раздражает. Он занимает место у окна и ничего не говорит, когда через пару минут Стив ставит перед ним чашку с ароматно дымящимся кофе и начинает ненавязчиво рассказывать о рабочих проектах и команде, которая помогает уверенно двигаться вперед. Баки рассказывать нечего – разве, что об Ираке с удушающей жарой да о еженедельных прощальных панихидах на территории базы или же о жалких попытках терапевта вернуть жизнь бывших военных в прежнее русло; от этих мыслей он ощущает себя грязным, будто рыжий песок Багдада навсегда въелся в поры кожи. Баки устало трет глаза, встает с места, и, не обращая внимания на вопросительный взгляд Стива, уходит в комнату. Здесь душно и шея под отросшими волосами почти сразу становится влажной. Он ложится на неубранную постель, не снимая одежды, только мокрые носки стягивает; отворачивается к стене, прислушиваясь к звукам – все ждет, когда знакомо хлопнет входная дверь. Только из кухни слышится совсем другое: звон убираемых со стола чашек, мерный напор воды, и тихий голос Стива – кажется, он с кем-то разговаривает по телефону. Баки засыпает с равнодушной мыслью о бобах, которых хватило бы на сегодняшний ужин, не будь Стив так навязчив. И неуместен здесь.
* Она снова снится Баки – закольцовывает своим образом – спутанными волосами, грязным выцветшим зеленым платьем и сломанной куклой без ноги. Каждый гребаный раз она машет рукой Люку, улыбается, а из ее виска торчит что-то темное похожее на осколок размером с мужскую ладонь. А она все стоит и машет рукой, и не перестает улыбаться. - Хватит! Прекрати! Баки, кажется, что он глохнет от собственного крика: уши закладывает так, будто он находится под мутной толщей воды. - Блядь, - шепчет он, скатываясь с разворошенной постели. Чертову культю сводит бешеной судорогой. Баки горбится, упираясь лбом в старый затертый ковер, доставшийся еще от прошлых хозяев, и сильнее сжимает зубы. - Баки? – раздается обеспокоенный голос Стива откуда-то сверху. - Какого хрена ты тут делаешь? – вот уж кого Баки не готов сейчас видеть. - Ты кричал, - говорит он очевидное. - Отлично, я в курсе, я почти каждую ночь кричу, - Баки старается говорить спокойно, но смотреть на Стива снизу вверх сложно – взгляд плывет, образ перед глазами какого-то хрена мутнеет, смазывается. Через мгновение Стив оказывается рядом, вздергивает Баки вверх, так будто он тряпичная кукла и совсем ничего не весит. - Отвали, я сам разберусь. Баки проходит мимо, стараясь не показать, как ему больно – позвоночник перехватывает в жесткой судороге и он чувствует, как на шее натягиваются жилы. В висках тянет пульсацией, под джинсовкой футболка неприятно липнет к вспотевшей спине, а на корне языка ощущается кислая горечь – всё, как обычно, но привыкнуть он все еще никак не может. Баки запирается в ванной и сползает по стене вниз. Сидит так, пока боль в спине не отпускает. Он лакает воду из-под крана, закидывается таблетками, и, не снимая одежды, лезет в ванну. Под руками шуршит полиэтиленовые шторы с дурацкими красными маками. Он хватается за них и резко тянет вниз – оторванные кольца веселым перестуком разлетаются по кафельному полу. - Баки, тебе помочь? Ты в порядке? – голос Стива под дверью звучит неподдельной обеспокоенностью и на это Баки уж точно не подписывался. - Черт, Роджерс, со мной все отлично. Просто отъебись, я сам разберусь, - сквозь зубы кричит он, выкручивая кран с холодной водой. Он с головой опускается на дно ванны, сгибая ноги в коленях; натертая от протеза культя перестает нервно дергать болью – то ли от таблеток, то ли от воды – Баки не пытается в этом разобраться. Успокаивается и ладно. Когда хлипкая дверь под плечом Стива настежь распахивается, Баки совсем не удивляется. Звуки под водой звучат гулким эхом. И опять Роджерс тянет Баки на себя, только в этот раз резче, он говорит что-то еще, но до Баки не доходит смысл сказанных слов. В замкнутом пространстве ванной комнаты тянет прелой сыростью и отдушиной с морским запахом. Баки пытается освободиться из объятий Стива, двигается ломаной линией, так будто у него вместо костей застарелый железный механизм, от которого стоило давным-давно избавиться – выбросить на свалку да забыть. Стив не выпускает его из крепкой хватки, сдавливает ребра и сорвано дышит в замерзший загривок; губы у Баки какого-то хрена растягиваются в вымученной улыбке и он совсем не ощущает холода. - Я с тобой, я здесь, слышишь, - шепчет горячечно Стив и теперь Баки понимает, что говорит Роджерс; он повторяет снова и снова «я с тобой».